Главная страница » Как защищаться бизнесу от правоохранительных органов?
Интервью с адвокатом Михаилом Ратнером и генеральным директором компании «Стройтехнологии» Игорем Щербой
Поделиться

В новом выпуске программы
\»Гражданин и закон\» на радио \»МедиаМетрикс\» речь шла о
защите бизнеса от неправомерных действий правоохранительных органов. Гостями
ведущей Юлии Мелейко стали адвокат Михаил Ратнер и генеральный директор
компании «Стройтехнологии» Игорь Щерба. Они обсудили способы, как обезопасить
компанию от незаконных действий со стороны правоохранительных органов, а также
возможные варианты решения подобной проблемы.

Депутаты Государственной думы рассмотрят
президентскую инициативу, ужесточающую наказание за незаконное возбуждение
уголовного дела. Сотрудникам правоохранительных органов может грозить до 10 лет
лишения свободы в случае, если они незаконно возбудили уголовное дело против
предпринимателей. Игорь, как вы считаете, насколько своевременно родилась
данная инициатива и действительно ли она актуальна в наших реалиях?

Игорь Щерба: Вы знаете, данная инициатива должна была еще
появиться, как минимум, 10 лет назад. Мы, предприниматели, ее с нетерпением
ждали. Сейчас, ввиду того, что количество рейдерских захватов и давление на
бизнес правоохранительных органов усилилось, выход такого закона мне кажется
более чем своевременным.

Михаил, насколько я слышала, бизнес-омбудсмен
Борис Титов сообщил, что в этом году более 6,5 тысяч предпринимателей сидят за
решеткой, а в 2012 году статистика была в 4 раза меньше – это так?

Михаил Ратнер: Да, действительно так. Я изучил его  доклад – это, безусловно, разумные вещи. Он
предлагает решение этой проблемы – внести изменения в законодательство. Если
ссылаться именно на доклад Бориса Титова, то так, например, в 2015 году
правоохранительными органами выявлено 255 250 экономических преступлений,
возбуждено 234 620 уголовных дел. Больше, чем в любой предыдущий год.
Выросло количество содержащихся в СИЗО предпринимателей. При этом число
осужденных лиц уменьшилось по сравнению с 2014 годом на 1500 человек. То есть
что мы видим, какая у нас тенденция идет? Количество уголовных дел, которые
возбуждаются, оно увеличивается, и содержащихся лиц в тюрьмах, а доведенных
дел, то есть уголовного разрешения этого дела, когда решается вопрос о виновности
– невиновности лица, где мы можем поставить точку – оно уменьшается. И эта
тенденция достаточно пугающая. Потому что на 1 февраля 2016 года у нас
количество содержащихся в СИЗО именно по предпринимательским составам
увеличилось на 70%. Поэтому что-то делать нужно обязательно, и этот вопрос
назрел.

Насколько, по вашему мнению, эта инициатива
реализуема?

Михаил Ратнер: Знаете, я работаю непосредственно с
правоохранителями, с предпринимателями, защищаю их права в судах. И прежде
всего сталкиваюсь с огромной изобретательностью наших сотрудников
правоохранительных органов. Никогда в жизни я такого не видел, и никто из моих
коллег, наверное, не вспомнит из своей практики, чтобы кто-то возбудил
уголовное дело, и сделал это так, чтобы его потом можно было уличить в этом.
Потому что самый часто распространяемый проступок правоохранительных органов –
это возбудить уголовное дело не в отношении конкретного лица, а по факту. И
если мы разделяем цели правовые и не правовые, которые зачастую преследуют
недобросовестные правоохранители, то благодаря имеющимся материалам уголовного
дела можно проводить огромный комплекс следственных и оперативных мероприятий,
целью которых является, прежде всего, остановка хозяйственно-финансовой
деятельности предприятия, чтобы в дальнейшем можно было использовать это в
своих каких-то интересах. Поэтому сам по себе вопрос о незаконном возбуждении
уголовного дела в отношении предпринимателей – он уже освещен в
уголовно-правовом законодательстве, у нас есть 299 статья Уголовного кодекса,
«Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности», есть отдельная
глава в Уголовно-процессуальном кодексе о преступлениях в сфере правосудия.
Сейчас вопрос ставится, который ставил омбудсмен Титов в своем докладе
президенту в 2016 году – это общая 
тенденция к злоупотреблению среди должностных лиц. Это не только
уголовно-правовая составляющая, но и общая, она у нас касается любых
правоохранительных органов и лиц, уполномоченных к каким-либо пенитенциарным
действиям, каким-то властным полномочиям. Потому что  чтобы остановить что-либо, можно использовать
множество рычагов воздействия.

Игорь, у меня вопрос к вам. Ваш прогноз – когда
полетят первые головы таких правоохранителей?

Игорь Щерба: Судя по комментариям Михаила и той практике,
которая сейчас существует, как правоохранительные органы могут замалчивать и
скрывать свои противоправные действия, мне кажется, что первые результаты будут
нескоро.

Игорь, но ведь для того, чтобы пострадал
бизнес, необязательно заводить уголовное дело. Иногда достаточно использовать
механизм гражданского судопроизводства. Вот есть ли такие примеры?

Игорь Щерба: Вы знаете, последние два года у рейдеров
появляются новые схемы воздействия на бизнес. В частности, это использование
гражданской судебной системы, обеспечительных мер. Сейчас схема рейдерства
стала меняться, теперь задействован может быть и суд, и судебные приставы. В
принципе механизм кажется более легитимным: вроде есть судебное решение, хоть
судебное решение касается только обеспечительных мер. Судебные приставы
начинают действовать по этому судебному решению, со своими, как говорится,
«детскими» ошибками, которыми приводят как раз предприятие к блокировке
финансово-хозяйственной деятельности. А компании – это все-таки живые
механизмы, которым надо постоянно работать, обеспечивать и своих сотрудников, и
налоги платить. В связи с действиями приставов через 3-4 месяца компания
находится под угрозой банкротства.

Михаил, а как часто в вашей практике предприниматели
страдают от подобных действий?

Михаил Ратнер: Я вообще специализируюсь именно на защите
прав предпринимателей, и это действительно носит массовый характер. Зачастую ты
просто воюешь, как Дон Кихот с мельницами. Потому что любое обращение, несмотря
на установленные сроки, может месяцами рассматриваться. Даже порядок обращения
в прокуратуру – ты подаешь в порядке 124 статьи, там установлены сроки
«незамедлительно кратчайшие», но все это все равно регистрируется по другим
категориям, как обращения граждан, затягивается, волокитится. За это время
останавливается хозяйственная деятельность предприятия. Я еще раз хочу
подчеркнуть, что как этот механизм именно работает? Это не то, что приходит
какой-то конкретный полицейский, должностное лицо, и он непосредственно
приходит и начинает с предпринимателя вымогать что-либо или еще что-то там.
Зачастую переплетение интересов не только каких-то личностных, но и
неправильное понимание вообще целей правосудия и общественных интересов. Потому
что для того, чтобы сделать показатели по какой-то конкретной статье, по
незначительному какому-то правонарушению, где проще было бы выписать в
отношении предпринимателя административный штраф, и возместить ущерб в доход
государства, или поставить целью именно обогащение бюджета – у нас делается в
обратную. Мы берем, приходим, эту дойную корову зарезаем, растаскиваем ее на
куски, останавливаем хозяйственную деятельность предприятия. Причем способов
множество, начиная от того, чтобы приставы, и заканчивая просто оперативно-розыскными
мероприятиями, которые подменяют собой следственные действия, и первое, что
приходит, когда приходят оперативники, это «где компьютер бухгалтера, где
флешка доступа в банк-клиент, чтобы изъять». Опять же, я все время буду тут
статистикой фигурировать – вот у меня есть цифры по поводу возмещений в
госбюджет. У нас предусмотрен порядок, механизм компенсации вменяемого ущерба,
76 статьей пунктом 1 Уголовного кодекса Российской Федерации, он подразумевает
собой пятикратную компенсацию данного ущерба в доход государства. Но он
недоступен и не применяется абсолютно.

Игорь, насколько я знаю, ваш бизнес попал в
непростую ситуацию. Не могли бы вы рассказать, что произошло?

Игорь Щерба: В нашем случае, мы столкнулись со схемой
рейдерства в новом формате, как я уже говорил – это обеспечительная мера по
судебному решению и действия судебных приставов. В свою очередь, действия
судебных приставов – задача их стояла в первую очередь как раз заблокировать
финансово-хозяйственную деятельность компании. В принципе, у них это удачно
получилось. Два месяца мы за ними пытались наблюдать, писали, жаловались,
оббивали пороги, дозванивались в Москву, ходили в Управделами Президента,
пытаясь донести информацию о том произволе, который с нами происходил. В
результате чего, конечно, понесли большие, многомиллионные убытки. Сейчас,
конечно, компания находится в стадии наблюдения, но благодаря сотрудникам,
благодаря знакомым и друзьям, нам удается на протяжении уже двух лет
противостоять вот этим противозаконным действиям. Конечно, для рейдеров задача
сейчас, в первую очередь, чтоб компания все-таки провалила процедуру
банкротства, в связи с чем у нас сейчас уже поданы иски непосредственно к
службе судебных приставов. Интересно, как это все будет развиваться дальше,
потому что та же судебная система, принимая эти иски – как она будет
рассматривать иски непосредственно к судебным приставам, это, конечно, большой
вопрос. И полетят ли чьи-то головы? Ведь в данной ситуации первые лица города
среди судебных приставов в курсе были, но ничего не предпринимали. Возникает
вопрос: по какой причине? По своему малодушию или по какому-то своему личному
интересу? Но, находясь в той же службе судебных приставов, знаете, сейчас
основная проблема в том, что государево путают с личными интересами. И люди,
находясь при каких-то там погонах, при власти, они рассматривают судебный
ресурс, административный ресурс  в личных
интересах, а не в рамках законности и правопорядка.

Насколько я поняла, к вам были применены обеспечительные меры – арестована
техника, счета. Но при этом судебные приставы начали ее изымать, правильно?

Игорь Щерба: В нашем случае – да. Было судебное решение –
обеспечительные меры, но судебные приставы изымали все имущество, которое у нас
находилось. Это были и земельные участки, и долевые квартиры, и техника, без
которой строительной компании сложно функционировать. Причем изымалась техника
не только наша, но и лизинговая, и третьих лиц, чтоб максимально заблокировать
деятельность компании.

Михаил, а в вашей практике бывают ли случаи,
когда вводятся обеспечительные меры, арестовывается техника, счета, и при этом
судебные приставы еще до решения суда пытаются ее изъять?

Михаил Ратнер: Это вообще общая проблема. Это общая тенденция
закостенелости правоохранительных органов, неспособности признать свои ошибки.
И если кто-то где-то делает осечку и воспринимает интересы своего ведомства,
своих конкретных показателей выше, чем интересы общественности, работников
предприятий, чьи зарплаты не выплачиваются. Решения вопросов есть, когда можно
решить этот вопрос необязательно жесткими способами, с целью остановить. Здесь,
соответственно, и двойное толкование этого решения, потому что каждый раз ты
обжалуешь куда-то в правоохранительные органы, в надзирающие ведомства данное
решение, и оно выглядит очень оценочно. Я могу сказать, что Игорю Юрьевичу еще
повезло по поводу волокиты. Если говорить про уголовно-правовую практику, то
период содержания предпринимателя, например, под стражей, он, если еще
регламентирован на период предварительного следствия, то на судебную стадию он
может составлять вообще бесконечность. Вопрос в необходимости содержания
предпринимателя именно под стражей, когда у нас существуют альтернативные меры
– залоги, домашние аресты. Почему они не применяются?

Насколько я понимаю, изымать технику, пока
просто обеспечительные меры и она арестована – это незаконно. Потому что суд
ведь может отменить…

Михаил Ратнер: Это вопрос ответственности должностного лица.
На бумаге у нас судебный пристав или следователь – процессуально независимые
лица. В реальности, конечно, они сами решения не принимают, а советуются с
руководителем. Но зачастую, вынеся незаконное решение, личной ответственности
какой-то сам исполнитель не несет. Я могу сказать по практике, что обжалование
в уголовно-процессуальном порядке достаточно редко удовлетворяется судами, но
тем не менее, удовлетворяется. И в моей практике такое было. И что? Следователь
смеется и говорит: да, я не прав был. При этом он три месяца, например,
удерживал эти денежные средства, пусть он даже искренне верил в свою правоту,
он считает, что он делает что-то хорошее, что тут все злодеи, а он рыцарь,
паладин, бьется с незаконными предпринимателями, вот он арестовал, удерживал,
вот он лишил их заработка. Ну и что? Хорошо, суд признал, что он незаконно
сделал, какую-то ответственность он несет? Нет.

А в вашей практике, в практике ваших коллег вы
знаете хоть один пример, когда было бы применено какое-то серьезное наказание
сотруднику правоохранительных органов за неправомерные действия?

Михаил Ратнер:  Я могу
сказать, что зачастую у нас все это покрывается самим ведомством. Сама система
не заинтересована реагировать на ошибки. Зачастую у нас незаконные действия,
неправильное толкование уголовного права, перегибы на местах не трактуются, как
какая-то ошибка, это все спускается с рук. 
У нас за что сажают? За аморалку, за большой общественный резонанс. То
есть когда он пьяный вышел пострелял в кого-то, это сразу «в стальных рядах
завелась червоточина». Или когда откровенный беспредел со стороны
правоохранительных органов, и у предпринимателей вымогают, избивают – то есть
общая уголовка. А сейчас именно вот это рейдерство, отчуждение имущества, оно
уходит в область полуправового решения, то есть когда именно уголовно-правовое
законодательство используется с целью решения каких-то коммерческих споров, или
неправильной оценки интересов государственных.

Игорь, периодически предприниматели обращаются
к президенту с просьбой остановить тот или иной рейдерский захват. Например,
пермский завод «Гипсополимер» отправил недавно соответствующее письмо ему, где
говорил, что на него пытаются оказать давление, и на Арбитражный суд в том
числе. Вот как вы считаете, какие меры может предпринять президент, и какая
роль вообще отведена судебной системе?

Игорь Щерба: Вы знаете, если так объективно говорить, то роль
президента гораздо шире, и заниматься такими вопросами – это уже, конечно, не
совсем его дело. Должны как раз правоохранительные органы в этом разбираться и
судебная система. Но если у нас правоохранительные органы не работают, то
вопрос возникает тогда «в чем причина?». Если это просто халатность – один
момент, если коррупционная составляющая – то это второй момент. И, конечно,
предпринимателям, чтобы справиться с этим, надо как-то объединяться и писать
какие-то общие, коллективные письма, созывать конференции. На сегодняшний
момент, мне кажется, одно письмо, два письма – они в общей массе роли не
сыграют.

Понятно. Михаил, а в вашей практике были ли
случаи, когда письма в вышестоящие органы оказывали какое-то действие?

Михаил Ратнер: Бывает всякое, конечно, но самый эффективный
способ – это привлечение общественного резонанса. Потому что обычно это как
заканчивается? Когда жалоба поступает в вышестоящие инстанции, ее спускают в
нижестоящую. А оспаривать, например, в Генеральной прокуратуре можно, как
минимум, решение субъекта Федерации. И зачастую тогда да, реакция происходит,
потому что уже не скрыть этот вопрос, не смухлевать со статистикой. А так общее
желание всех правоохранительных органов, следователей, дознавателей, приставов –
это любой ценой откреститься от материала. Скинуть его куда-нибудь,
зарегистрировать его по-другому, направить в другое ведомство – по
подследственности, по надзору… Лишь бы не рассматривать, пока это не дойдет до
такого момента, когда уже руководство вызывает и уже лично скажет: ты,
пожалуйста, реши этот вопрос. И тогда начинается какое-то движение,
реагирование. Но это же несистемный подход!

Беседовала Юлия Мелейко


Поделиться

Добавить комментарий